Жуков Георгий Константинович 19 ноября 1896 - 18 июня 1974 Будущий великий полководец родился 19 ноября (2 декабря по новому стилю; в официальной биографии неверно указывается 1 декабря, по расчету на XIX век) 1896 года в деревне Стрелковке Калужской губернии в бедной крестьянской семье Жуковых |1|. Крестили мальчика Георгием в честь святого великомученика и победоносца Георгия, память которого отмечается 26 числа того же месяца.
В 1907 г. закончил 3 класса церковно-приходской школы, рано пошёл «в люди», взяв на себя обязанность помогать семье. Уехав в Москву, трудился в скорняжной мастерской своего дяди. В 1915 г. был призван в армию, попал рядовым в кавалерию, дослужился до звания унтер-офицера. Воевал храбро, был награжден двумя Георгиевскими крестами. Летом 1916 г. получил тяжелое ранение: был серьезно поврежден слух. Осенью 1918 г. вступил в Красную Армию, в Гражданскую войну командовал взводом, эскадроном. Первый орден Красного Знамени получил за участие в подавлении крестьянского восстания А.С. Антонова в Тамбовской губернии. В 1925 г. окончил Курсы усовершенствования командного состава кавалерии, в 1930 г. — Курсы высшего начсостава. Его 4-я Кавказская дивизия за дисциплину и боевую подготовку в 1935 г. была награждена орденом Ленина (Жуков также получил орден Ленина). С лета 1938 г. — заместитель командующего войсками Белорусского военного округа. В июне 1939 г. Жуков возглавил 1-ю армейскую группу, которая на тот момент с трудом сдерживала японскую 6-ю армию, вторгшуюся в районе реки Халхин-Гол на территорию союзной СССР Монголии. Благодаря решительным действиям Жукова японская армия была окружена и уничтожена. Халхин-Гол стал одним из главных причин отказа японского руководства от нападения на СССР. За победу в монгольских степях Жуков получил свою первую звезду Героя Советского Союза и воинское звание генерала армии. Летом 1940 г. Жуков был назначен командующим Киевским особым военным округом — самым мощным в РККА. В том же году он участвовал в военном походе с целью присоединения к СССР Бессарабии и Северной Буковины. В январе 1941 г. Жуков становится начальником Генштаба и одновременно заместителем наркома обороны. В годы войны он стал вторым после И.В. Сталина человеком в советской военной иерархии. Был бессменным членом Ставки ВГК, а с августа 1942 г. — единственным заместителем Верховного Главнокомандующего и 1-м заместителем наркома обороны. Неоднократно выезжал в войска как представитель Ставки, командовал разными фронтами, причем нередко в критической ситуации, стоял у истоков многих крупнейших стратегических операций. Сразу после нападения Германии Сталин отправил Жукова на Юго-Западный фронт, где ему удалось организовать мощный контрудар по наступающим танковым колоннам вермахта. В августе 1941 г. из-за настойчивых требований Жукова отвести войска от Киева Сталин снял его с поста начальника Генштаба, приказав возглавить Резервный фронт. С этого момента Жуков вновь оказывается в своей стихии — в роли командующего и координатора действий крупных воинских группировок непосредственно в районах боевых действий. Важнейшими этапами полководческой биографии Жукова стали Ельня под Смоленском, оборона Ленинграда и Москвы, контрнаступление под Москвой, Сталинградская и Курская битвы, битва за Днепр, Корсунь-Шевченковская, Белорусская, Висло-Одерская и Берлинская операции. Под Ельней в августе 1941 г. он провел первую успешную наступательную операцию РККА против вермахта, в ходе которой родилась советская гвардия. В Ленинград Жуков прибыл по заданию Сталина в сентябре 1941 г. в критической обстановке, смог стабилизировать фронт и не допустить захвата блокированного города. Жуков был отозван в октябре в Москву, когда возникла прямая угроза столице. В кризисной ситуации возглавил Западный фронт, который внес решающий вклад в оборону Москвы. По инициативе Жукова был разработан план контрнаступления под Москвой. Некоторые исследователи пытаются критиковать Жукова, утверждая, что он воевал не уменьем, а числом, побеждая с помощью примитивных лобовых атак, приводивших к огромным потерям. Между тем сам полководец был ярым противником такого способа ведения войны. В его директиве от 9 декабря 1941 г., указывалось, что некоторые наши части вместо обходов и окружения противника выталкивают его с фронта лобовым наступлением и одновременно жалуются на большие потери. Вместо этого Жуков приказывал создавать сильные ударные группы с танками, конницей, автоматчиками и смело обходить укрепленные пункты противника, лишая его возможности маневрировать. В период Сталинградской битвы Жуков и А.М. Василевский предложили отказаться от частных малоэффективных контрударов, но разработать оригинальную наступательную операцию по окружению и разгрому всей сталинградской группировки противника. Этот замысел был блестяще реализован. Столь же новаторским стал план Жукова и Василевского осуществить летом 1943 г. на Курской дуге сначала оборонительную операцию, позволившую обескровить противника, а затем перейти в мощное контрнаступление. Для полководческого почерка Жукова характерными были огромная воля и мужество, твердость и настойчивость в отстаивании собственных решений и доведении их до непосредственных исполнителей. В отношениях с подчиненными он далеко не всегда проявлял сдержанность, мог быть грубым и жестоким, но полководец всегда и прежде всего, руководствовался интересами дела. Как правило, в его операциях было меньше безвозвратных потерь, чем у других полководцев. Были у Жукова и неудачи. Незавершенной осталась Ржевско-Вяземская операция (январь-апрель 1942 г.), не удалось деблокировать окруженную 33-ю армию Западного фронта. Неудачными оказались две воздушно-десантные операции, проведенные в полосе Западного фронта в 1942 г. и 1-го Украинского фронта в 1943 г. Большие потери понесли войска Западного и Калининского фронтов в ноябре-декабре 1942 г. в операции «Марс» — неудачной попытке окружения 9-й немецкой армии на Ржевском выступе. Были у Жукова и другие неудачи и ошибки, но не они, а именно победы, их масштаб и значение определили место и славу полководца в истории Великой Отечественной войны. В начале 1943 г. после того, как при непосредственной координации Жукова была прорвана блокада Ленинграда, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза. В 1944 г. он получил вторую, а в 1945 г. — третью звезду Героя Советского Союза. Он был дважды за годы войны удостоен высшего полководческого ордена «Победа»«. Исторически справедливо и глубоко символично, что войска под его командованием (1-й Белорусский фронт) в конце войны наступали на главном — берлинском направлении. Именно Жукову было поручено принимать безоговорочную капитуляцию Германии в ночь с 8 на 9 мая 1945 г. А 24 июня 1945 г. маршал Жуков принимал на Красной площади в Москве исторический Парад Победы. После окончания войны судьба прославленного полководца складывалась непросто. При Сталине командовал Одесским и Уральским ВО. При Хрущеве Жуков — министр обороны СССР (1955-1957). Ему была вручена еще одна «Золотая звезда», он стал четырежды Героем Советского Союза. Однако Хрущев же отправил Жукова в отставку. Г.К. Жуков подготовил и с немалыми трудностями издал мемуары — знаменитые «Воспоминания и размышления», выдержавшие с 1969 г. более 10 изданий и переведенные на ряд языков мира|2|. Источники 1. https://pravoslavie.ru | Встреча Башкина Александра Ивановича с маршалом Жуковым Георгием Константиновичем в 1944 г. Александр Иванович рассказывал, что до 1944 г. у него не было ни одной награды, хотя воевал с первых дней войны. (Башкин А.И. Герой Советского Союза, п. Мордвес, Веневского района, Тульской области) Вот как эта встреча описывается в книге "Прощание славянки"...
— Товарищ командующий, старший сержант Башкин по вашему приказанию доставлен! Коренастый человек живо поднял глаза, отбросил ленту. Ее подобострастно на лету подхватил один из генералов. С шумом отодвинув громоздкое кресло, он быстро подошел к Башкину и заглянул в самые-самые глаза, вызвав мятеж в душе у солдата. Башкину стало откровенно страшно. Не смерти он боялся, бесчестия. Мысли сшиблись, как льдины в водовороте половодья. Наконец, человек в тужурке строго спросил: — Фамилия? Воин ответил гордо, лакейничать не стал: — Башкин. Александр Башкин. — Звание? — Старший сержант! — Должность? — Командир орудия! Строгий человек посмотрел на командующего фронтом. — Он самый, генерал? Не перепутали? — Никак нет, товарищ маршал! Он самый, Александр Башкин. Был послан командиром дивизии отвоевать плацдарм за Наревом. Отвоевал и удерживал трое суток. Один, с одним орудием. И со своим расчетом. Весь десант пал смертью храбрых. Вся великая армия фельдмаршала Моделя не могла справиться, осилить его. Один и живым остался. С его плацдарма фронт подошел вплотную к Варшаве. — Ясно-с,— коренастый человек покачал себя на носках. И еще раз с прищуром, внимательно посмотрел на смутившегося солдата. Помягче спросил: — Откуда будешь? — Из деревни Пряхино Тульской губернии. — Знаю. Видел на карте, когда разрабатывал план наступления от Москвы до Смоленска в сорок первом. Стоит на магистрали Кашира, Ожерелье, Мордвес, Пряхино, Сталиногорск, Тула. Не изменяет память? — Именно так, товарищ маршал! — Чем занимался до войны? — Работал в банке,— уже спокойнее отвечал воин. — Когда воевать начал? — С первого дня, как фашист напал. — Вижу по нашивкам, имеешь не одно ранение. Три, товарищ маршал! Калибром поменьше, без счета. Первую кровь пролили под Смоленском. И дальше фашист не жаловал. Обижаться не могу. Я три года на передовой. — Где же ордена? Вопрос прозвучал, как выстрел. От неожиданности Башкин растерялся, уверенность его покинула. Какую правду обсказать? Преследуют чекисты? Башкин ощутил себя как на раскаленной жаровне. Даже виновато переступил с ноги на ногу. Но и отмалчиваться было нельзя. Не перед матерью стоял провинившимся сыном. Перед грозою генералов. Он подтянулся, бодро заверил: — Не ради наград воюю, товарищ маршал! Ради победы и Отечества. Жуков благосклонно согласился: — Верно, солдат, верно. И все же? — С хитринкою посмотрел.— Выходит, неправду говорят твои командиры? Хреново воюешь! Вперед неустрашимо вышел генерал Казакевич. — Разрешите, товарищ маршал? — Разрешаю. Говорите! — Старший сержант Башкин за проявленный героизм в боях за освобождение Польши командованием 399-й гвардейской стрелковой дивизии представлён к высшей награде Советского Союза — ордену Ленина! — Наградной лист еще в дивизии? — поерничал Жуков. — В штабе фронта.— Казакевич помолчал.— Смею еще доложить: командир орудия сержант Башкин за необыкновенную храбрость на поле сражения не раз представлялся к ордену Красного Знамени, Красной Звезды, ордену Суворова, ордену Ленина, но наградные листы теряются неизвестно где, в штаб дивизии не возвращаются. Было бы справедливо воздать солдату по заслугам. — Не возвращаются? Любопытно! — живо отозвался Жуков.— Говори, солдат, чем Бога прогневил? — Не Бога, а чекистов,— приблизил истину командующий фронтом Георгий Захаров. Маршал задорно рассмеялся. — Чекистов? Скажите! Эк, куда занесло. Воистину смел! Чем же прогневил? Воровал по-крупному, работая в банке? — Совсем не воровал,— простодушно произнес Башкин.— Свое отдам. — Что так? Святая душа? — Мать была строгая. — Значит, не сидел на гражданке? — Уберегся. — Где же репьев нацеплял? — На войне. Был арестован военными разведчиками «СМЕРШа». Бит нещадно". Препровожден в Вяземскую тюрьму, где трибунал приговорил к смертной казни. — За что приговорил? — прицельно спросил Жуков. — По правде сказать, ни за что. Маршал сгустил брови. — По какой правде? — Человеческой. Заместитель Верховного Главнокомандующего опять задорно рассмеялся. -Ловко! — посмотрел на генералов.— Сметлив солдат! Получается, у военного трибунала своя правда, у тебя своя. Не сошлись характерами? Так? И тебя, безвинного, приговаривают к высшей мере наказания. И за свою правду казнят на плахе. Крутишь, солдат! Органы государственной безопасности просто так в тюрьму не сажают. И не расстреливают. Чем провинился? Отскажи! — Из Тулы, из артиллерийского училища, бежал на фронт, не выдержав казарменной муштры. Под Вязьмою на вокзале забрал воинский патруль. Был без документов. В контрразведке «СМЕРШ» посчитали, что я есть засланный агент Канариса. Били, пытали. Вскоре осознали, что избивают зря. Передали прокурору. Он разбираться не стал, выписал ордер на арест, отправил в тюрьму. На суд трибунала. Председатель, начальник Вяземского НКВД, посчитал, что я сбежал с фронта, а не бежал на фронт. Вынес смертный приговор. Переселили в камеру смертников. На рассвете должны были расстрелять. Я попрощался со всеми: с матерью, Отечеством, с паучком, который жил на тюремном окне, с лучами солнца. — И выжил? — пытливо посмотрел Жуков. — Не расстреляли. — Чудом спасся? — От молитвы матери. Она потом сказывала, что видела меня, как я сижу в тюрьме, жду смерти. И молилась. Перед иконою святой Богоматери. Мою мать тоже зовут Мария.— Башкин помолчал.— Я не знаю, так ли? Но моих соседей по камере смертников расстреляли, а меня под конвоем опять доставили на суд военного трибунала. Там меня защитили заместитель прокурора города Вязьмы и секретарь партийной организации областного Смоленского НКВД. Трибунал посчитал, что я приговорен к смерти ошибочно. Но чтобы сохранить честь мундира, смягчили приговор, направили в штрафную роту. — Значит, из штрафников? — Так точно, товарищ маршал! — бодро ответил Башкин, чувствуя облегчение после честной исповеди. — Где воевал? — Под Вязьмою и воевал. Танки Гудериана безжалостно разбили и смели наше храброе воинство. Те, кто остался, живые, отступали к Москве со слезами и болью. Нас шло трое. За Юхновом настигли танки. Решили принять последний бой. Не ложиться же покорно под гусеницы! Не с девкою в постель. Как раз напали на оставленный рубеж. Посмотрели, брошенные противотанковые ружья, совсем целехонькие, ещё в смазке, в окопах ворохи противотанковых гранат, бутылки с зажигательною смесью. Полный набор гостинцев для фрица. И траншея глубокая, вырыта подковою. Дрались отчаянно, насмерть. Сутки танки сдерживали, не пустили в Малоярославец. — Постой, постой,— с необычайною заинтересованностью произнес Жуков.— Когда это было? Башкин подумал. |
— Точно не помню. В начале октября в сорок первом.
— Ты вспомни, солдат. Вспомни! — настойчиво попросил маршал.— Назови день.
— Седьмого или восьмого октября.
— Черт возьми! Неужели это вы? Нет, не верю! — маршал в волнении потер грудь.— Я же там был в это время, все пытался пробраться в свою деревню Стрелковку. Находился в Красновидове в штабе Западного фронта. Помню, докладывают: за Юхновом идет бой, фашист приостановлен. Спрашиваю, кем? Кто прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец? Какие силы? Войска Резервного фронта Буденного? В ответ — молчание. Полная неизвестность. Я приказал начальнику штаба фронта все разузнать и доставить после боя ко мне командира, если останется живым. Свою бы Звезду Героя снял и ему вручил. Так он меня подвыручил. Сутки держал врага!
— Но на побоище никого не нашли, только горящие танки. Неужели это были вы, сержант Башкин?
— Не знаю, товарищ маршал,— скромно отозвался воин.— Возможно, мы, возможно, еще кто. Нас тысячи выходили из окружения.
— Печально, если не вы. Так я желал встретить тех смельчаков,— не скрыл грусти Жуков.— Сколько, говоришь, вас было?
— Трое, товарищ маршал!
Тогда не вы. Троим разве сдержать танковую дивизию? Она вынужденно свернула к реке Угре, пыталась обходом прорваться к Медыни, но ее еще задержали на сутки парашютный десант майора Старчака и курсанты подольского военного училища Мамчика и Россикова. Но их было до батальона! А вас трое. Нет, не может быть!
— На войне все может быть, товарищ маршал! — неожиданно произнес Башкин.— Я не о геройстве, о истине. В бою с танками важно выбрать стратегически выгодную позицию. И предложить ближний бой. В ближнем бою они слепы, беспомощны. Такую позицию мы и выбрали. Не мы, а до нас. Истребители танков! Мы ее только освоили. Один солдат был укрыт в доте с противотанковым ружьем, принимал на себя удар. Танки свернуть никуда не смогли, слева болото, справа — густой, непроходимый лес. Им предстояло идти только прямиком, на нашего друга. Танки входили в подкову, окруженную траншеями. И мы с Петькой, передвигаясь по глубокой траншее, с десяти метров зажигали их гранатами, как свечи в церкви. Попав в окружение, они растерялись, не могли понять, откуда так метко их поражает огонь. Кружась на месте, они сбивали друг друга, разбивали гусеницы. Это было невиданное зрелище! Мы бы продержались еще сутки, но солдат-богомолец Бахновский, который первым принял на себя танки, был убит, Петька контужен, лежал враскид у Гусеницы горевшей машины, я был похоронен танком в окопе, в своей могиле. Он наехал на окоп и вминал меня гусеницами, сколько мог, сколько оставалось сил. Я перед этим подбил его из противотанкового ружья. Очнулся, кругом земля. С трудом, но дышать можно. Выбрался. Танки ушли. И мы, похоронив друга, с Петькою пошли к линии фронта. Так было, товарищ маршал!
Жуков слушал с интересом, не перебивая; у кого еще поучиться, как не у солдата. Посидев в задумчивости, подозвал к себе Казакевича:
— Генерал, вы все слышали? Создайте комиссию, установите истину. Потом доложите мне.
— Слушаюсь, товарищ маршал!
— Отпустив его, Георгий Константинович остановился перед солдатом. И опять глубоко-глубоко посмотрел в его глаза. Какую правду желал увидеть там? Скорбную? Радостную? Свою? Солдатскую? О чем думал? О величии жизни? О величии смерти? О таинстве солдатской судьбы? Взгляд ничего не открывал, таил сокровенное. Но глаза смотрели тепло, ласково…
Жуков, выслушав исповедь воина, тоже жил в своей думе. С любопытством спросил:
— Говоришь, в бою танк закопал в могилу?
— Так точно, товарищ маршал!
— И выжил?
— Выжил, товарищ маршал!
— Чудом? По молитве матери?
Предстану перед Богом, спрошу! — осмелев, повеселел Башкин, отвечая с озорством…
Маршал хорошо понимал солдата. Было с ним единение душ, трагической судьбы. В одной правде, в одной боли.
И, значит, надо помочь, пока может. Он требовательно посмотрел на командующего фронтом:
— Генерал, доставьте мне немедленно наградной лист на старшего сержанта Башкина.
Сказано было тихо, но солдат услышал. Сердце его вздрогнуло, застучало в тревоге и боли. Зачем доставить? Разорвать и выбросить? Не перестарался ли он, обнажая правду о смертном приговоре и гонении чекистов? Выстраданная исповедь хороша перед матерью или священником, но не перед маршалом. Зачем ему солдатские печали?
Прочитав принесенный наградной лист, Жуков положил его на стол, старательно расправил углы. Спросил у солдата:
— Домой бы хотел поехать?
Тут уж сердце у Башкина не вздрогнуло, а заплакало. Зарыдало! Какой солдат, воюющий всю жизнь на передовой, тысячекратно видевший смерть, не желал бы на десять суток поехать на родину, в свою деревню? Побродить по лесам и долам, постоять у реки, посмотреть на крестьянское поле с колосьями ржи, полюбоваться любимой, дождавшись, когда она по утренней заре в летнем платьице в неизъяснимой красоте последует к колодцу, неся на полном белом девичьем плече коромысло с ведрами. Пообщаться с родными. Есть ли в мире еще благословеннее время…
— Мне уже предлагали отпуск,— отозвался Башкин.
— Кто, любопытно?
— Командир дивизии.
— И что?
— Я отказался. Не хочу домой.
Жуков в удивлении поднял брови. И поочередно посмотрел на каждого генерала, те, кого касался взгляд, вставали навытяжку, прищелкивали каблуками. Такое от солдата слышать не приходилось.
— Объясни почему, смельчак?
— Война кончается, товарищ маршал. Идем на Берлин! Надо Гитлера изловить. А я дома буду чаи гонять.
— Можно и не чаи. Можно девок,— улыбнулся маршал.
— Благодарю почтеннейше. Но от поездки на родину отказываюсь. Буду воевать.
Тут уж Георгий Константинович не выдержал, обнял солдата, обнял крепко, от души. И трижды поцеловал.
— Пусть будет по-твоему, солдат! — великодушно согласился он.— Не смею прекословить. Но надо выслушать и приговор. За доблестное выполнение задания командующего фронтом по овладению и удержанию плацдарма на западном берегу реки Нарев вам будет присвоено звание Героя Советского Союза. Поздравляю, солдат!
Башкин ничего не ответил. Даже не мог вымолвить: «Служу Советскому Союзу!» Из сердца вырвались слезы, и он не скрывал их, не скрывал радости…
Свешников О.П. Прощание славянки. Документально-эпический роман. - Тула: Издательский Дом "Пересвет", 2002 - 368 с.