Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

127 лет со дня рождения Жукова Георгия Константиновича

Опубликовано 02.12.2023

Жуков Георгий Константинович

19 ноября 1896  - 18 июня 1974

Будущий великий полководец родился 19 ноября (2 декабря по новому стилю; в официальной биографии неверно указывается 1 декабря, по расчету на XIX век) 1896 года в деревне Стрелковке Калужской губернии в бедной крестьянской семье Жуковых |1|.

Крестили мальчика Георгием в честь святого великомученика и победоносца Георгия, память которого отмечается 26 числа того же месяца. 

В 1907 г. закончил 3 класса церковно-приходской школы, рано пошёл «в люди», взяв на себя обязанность помогать семье.  Уехав в Москву, трудился в скорняжной мастерской своего дяди. В 1915 г. был призван в армию, попал рядовым в кавалерию, дослужился до звания унтер-офицера. Воевал храбро, был награжден двумя Георгиевскими крестами. Летом 1916 г. получил тяжелое ранение: был серьезно поврежден слух.

Осенью 1918 г. вступил в Красную Армию, в Гражданскую войну командовал взводом, эскадроном. Первый орден Красного Знамени получил за участие в подавлении крестьянского восстания А.С. Антонова в Тамбовской губернии. В 1925 г. окончил Курсы усовершенствования командного состава кавалерии, в 1930 г. — Курсы высшего начсостава. Его 4-я Кавказская дивизия за дисциплину и боевую подготовку в 1935 г. была награждена орденом Ленина (Жуков также получил орден Ленина). С лета 1938 г. — заместитель командующего войсками Белорусского военного округа.

В июне 1939 г. Жуков возглавил 1-ю армейскую группу, которая на тот момент с трудом сдерживала японскую 6-ю армию, вторгшуюся в районе реки Халхин-Гол на территорию союзной СССР Монголии. Благодаря решительным действиям Жукова японская армия была окружена и уничтожена. Халхин-Гол стал одним из главных причин отказа японского руководства от нападения на СССР. За победу в монгольских степях Жуков получил свою первую звезду Героя Советского Союза и воинское звание генерала армии.

Летом 1940 г. Жуков был назначен командующим Киевским особым военным округом — самым мощным в РККА. В том же году он участвовал в военном походе с целью присоединения к СССР Бессарабии и Северной Буковины. В январе 1941 г. Жуков становится начальником Генштаба и одновременно заместителем наркома обороны.

В годы войны он стал вторым после И.В. Сталина человеком в советской военной иерархии. Был бессменным членом Ставки ВГК, а с августа 1942 г. — единственным заместителем Верховного Главнокомандующего и 1-м заместителем наркома обороны. Неоднократно выезжал в войска как представитель Ставки, командовал разными фронтами, причем нередко в критической ситуации, стоял у истоков многих крупнейших стратегических операций.

Сразу после нападения Германии Сталин отправил Жукова на Юго-Западный фронт, где ему удалось организовать мощный контрудар по наступающим танковым колоннам вермахта. В августе 1941 г. из-за настойчивых требований Жукова отвести войска от Киева Сталин снял его с поста начальника Генштаба, приказав возглавить Резервный фронт.

С этого момента Жуков вновь оказывается в своей стихии — в роли командующего и координатора действий крупных воинских группировок непосредственно в районах боевых действий. Важнейшими этапами полководческой биографии Жукова стали Ельня под Смоленском, оборона Ленинграда и Москвы, контрнаступление под Москвой, Сталинградская и Курская битвы, битва за Днепр, Корсунь-Шевченковская, Белорусская, Висло-Одерская и Берлинская операции.

Под Ельней в августе 1941 г. он провел первую успешную наступательную операцию РККА против вермахта, в ходе которой родилась советская гвардия. В Ленинград Жуков прибыл по заданию Сталина в сентябре 1941 г. в критической обстановке, смог стабилизировать фронт и не допустить захвата блокированного города. Жуков был отозван в октябре в Москву, когда возникла прямая угроза столице. В кризисной ситуации возглавил Западный фронт, который внес решающий вклад в оборону Москвы. По инициативе Жукова был разработан план контрнаступления под Москвой.

Некоторые исследователи пытаются критиковать Жукова, утверждая, что он воевал не уменьем, а числом, побеждая с помощью примитивных лобовых атак, приводивших к огромным потерям. Между тем сам полководец был ярым противником такого способа ведения войны. В его директиве от 9 декабря 1941 г., указывалось, что некоторые наши части вместо обходов и окружения противника выталкивают его с фронта лобовым наступлением и одновременно жалуются на большие потери. Вместо этого Жуков приказывал создавать сильные ударные группы с танками, конницей, автоматчиками и смело обходить укрепленные пункты противника, лишая его возможности маневрировать.

В период Сталинградской битвы Жуков и А.М. Василевский предложили отказаться от частных малоэффективных контрударов, но разработать оригинальную наступательную операцию по окружению и разгрому всей сталинградской группировки противника. Этот замысел был блестяще реализован. Столь же новаторским стал план Жукова и Василевского осуществить летом 1943 г. на Курской дуге сначала оборонительную операцию, позволившую обескровить противника, а затем перейти в мощное контрнаступление.

Для полководческого почерка Жукова характерными были огромная воля и мужество, твердость и настойчивость в отстаивании собственных решений и доведении их до непосредственных исполнителей. В отношениях с подчиненными он далеко не всегда проявлял сдержанность, мог быть грубым и жестоким, но полководец всегда и прежде всего, руководствовался интересами дела. Как правило, в его операциях было меньше безвозвратных потерь, чем у других полководцев.

Были у Жукова и неудачи. Незавершенной осталась Ржевско-Вяземская операция (январь-апрель 1942 г.), не удалось деблокировать окруженную 33-ю армию Западного фронта. Неудачными оказались две воздушно-десантные операции, проведенные в полосе Западного фронта в 1942 г. и 1-го Украинского фронта в 1943 г. Большие потери понесли войска Западного и Калининского фронтов в ноябре-декабре 1942 г. в операции «Марс» — неудачной попытке окружения 9-й немецкой армии на Ржевском выступе. Были у Жукова и другие неудачи и ошибки, но не они, а именно победы, их масштаб и значение определили место и славу полководца в истории Великой Отечественной войны.

В начале 1943 г. после того, как при непосредственной координации Жукова была прорвана блокада Ленинграда, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза. В 1944 г. он получил вторую, а в 1945 г. — третью звезду Героя Советского Союза. Он был дважды за годы войны удостоен высшего полководческого ордена «Победа»«. Исторически справедливо и глубоко символично, что войска под его командованием (1-й Белорусский фронт) в конце войны наступали на главном — берлинском направлении. Именно Жукову было поручено принимать безоговорочную капитуляцию Германии в ночь с 8 на 9 мая 1945 г. А 24 июня 1945 г. маршал Жуков принимал на Красной площади в Москве исторический Парад Победы.

После окончания войны судьба прославленного полководца складывалась непросто. При Сталине командовал Одесским и Уральским ВО. При Хрущеве Жуков — министр обороны СССР (1955-1957). Ему была вручена еще одна «Золотая звезда», он стал четырежды Героем Советского Союза. Однако Хрущев же отправил Жукова в отставку.

Г.К. Жуков подготовил и с немалыми трудностями издал мемуары — знаменитые «Воспоминания и размышления», выдержавшие с 1969 г. более 10 изданий и переведенные на ряд языков мира|2|.

Источники


 1. https://pravoslavie.ru

2.  http://histrf.ru

 Встреча Башкина Александра Ивановича с маршалом Жуковым Георгием Константиновичем в 1944 г.

Александр Иванович рассказывал, что до 1944 г. у него не было ни одной награды, хотя воевал с первых дней войны.
Только после  встречи с Жуковым Г.К. все изменилось. 

(Башкин А.И. Герой Советского Союза, п. Мордвес, Веневского района, Тульской области)

Вот как эта встреча описывается в книге "Прощание славянки"... 

 

—   Товарищ командующий, старший сержант Баш­кин по вашему приказанию доставлен!

Коренастый человек живо поднял глаза, отбросил ленту. Ее подобострастно на лету подхватил один из ге­нералов. С шумом отодвинув громоздкое кресло, он быстро подошел к Башкину и заглянул в самые-самые глаза, вызвав мятеж в душе у солдата.

Башкину стало откровенно страшно. Не смерти он боялся, бесчестия. Мысли сшиблись, как льдины в во­довороте половодья.

Наконец, человек в тужурке строго спросил:

—   Фамилия?

Воин ответил гордо, лакейничать не стал:

—   Башкин. Александр Башкин.

—   Звание?

—   Старший сержант!

—   Должность?

—   Командир орудия!

Строгий человек посмотрел на командующего фронтом.

—   Он самый, генерал? Не перепутали?

—   Никак нет, товарищ маршал! Он самый, Алек­сандр Башкин. Был послан командиром дивизии от­воевать плацдарм за Наревом. Отвоевал и удерживал трое суток. Один, с одним орудием. И со своим расче­том. Весь десант пал смертью храбрых. Вся великая ар­мия фельдмаршала Моделя не могла справиться, оси­лить его. Один и живым остался. С его плацдарма фронт подошел вплотную к Варшаве.

—   Ясно-с,— коренастый человек покачал себя на носках. И еще раз с прищуром, внимательно посмотрел на смутившегося солдата. Помягче спросил:

—   Откуда будешь?

—   Из деревни Пряхино Тульской губернии.

—   Знаю. Видел на карте, когда разрабатывал план наступления от Москвы до Смоленска в сорок первом. Стоит на магистрали Кашира, Ожерелье, Мордвес, Пряхино, Сталиногорск, Тула. Не изменяет память?

—   Именно так, товарищ маршал!

—   Чем занимался до войны?

—   Работал в банке,— уже спокойнее отвечал воин.

—   Когда воевать начал?

—   С первого дня, как фашист напал.

—   Вижу по нашивкам, имеешь не одно ранение.

Три, товарищ маршал! Калибром поменьше, без счета. Первую кровь пролили под Смоленском. И даль­ше фашист не жаловал. Обижаться не могу. Я три года на передовой.

—   Где же ордена?

Вопрос прозвучал, как выстрел. От неожиданности Башкин растерялся, уверенность его покинула. Какую правду обсказать? Преследуют чекисты?

Башкин ощутил себя как на раскаленной жаровне. Даже виновато переступил с ноги на ногу. Но и отмал­чиваться было нельзя. Не перед матерью стоял прови­нившимся сыном. Перед грозою генералов.

Он подтянулся, бодро заверил:

—   Не ради наград воюю, товарищ маршал! Ради победы и Отечества.

Жуков благосклонно согласился:

—   Верно, солдат, верно. И все же? — С хитринкою посмотрел.— Выходит, неправду говорят твои коман­диры? Хреново воюешь!

Вперед неустрашимо вышел генерал Казакевич.

—   Разрешите, товарищ маршал?

—   Разрешаю. Говорите!

—   Старший сержант Башкин за проявленный геро­изм в боях за освобождение Польши командованием 399-й гвардейской стрелковой дивизии представлён к высшей награде Советского Союза — ордену Ленина!

—    Наградной лист еще в дивизии? — поерничал Жуков.

—    В штабе фронта.— Казакевич помолчал.— Смею еще доложить: командир орудия сержант Башкин за необыкновенную храбрость на поле сражения не раз представлялся к ордену Красного Знамени, Красной Звезды, ордену Суворова, ордену Ленина, но наград­ные листы теряются неизвестно где, в штаб дивизии не возвращаются. Было бы справедливо воздать солдату по заслугам.

—    Не возвращаются? Любопытно! — живо отозвал­ся Жуков.— Говори, солдат, чем Бога прогневил?

—    Не Бога, а чекистов,— приблизил истину коман­дующий фронтом Георгий Захаров.

Маршал задорно рассмеялся.

—    Чекистов? Скажите! Эк, куда занесло. Воистину смел! Чем же прогневил? Воровал по-крупному, рабо­тая в банке?

—    Совсем не воровал,— простодушно произнес Башкин.— Свое отдам.

—    Что так? Святая душа?

—    Мать была строгая.

—    Значит, не сидел на гражданке?

—    Уберегся.

—    Где же репьев нацеплял?

—    На войне. Был арестован военными разведчи­ками «СМЕРШа». Бит нещадно". Препровожден в Вя­земскую тюрьму, где трибунал приговорил к смерт­ной казни.

—    За что приговорил? — прицельно спросил Жу­ков.

—    По правде сказать, ни за что.

Маршал сгустил брови.

—    По какой правде?

—    Человеческой.

Заместитель Верховного Главнокомандующего опять задорно рассмеялся.

-Ловко! — посмотрел на генералов.— Сметлив солдат! Получается, у военного трибунала своя правда, у тебя своя. Не сошлись характерами? Так? И тебя, без­винного, приговаривают к высшей мере наказания. И за свою правду казнят на плахе. Крутишь, солдат! Ор­ганы государственной безопасности просто так в тюрьму не сажают. И не расстреливают. Чем провинился? Отскажи!

—     Из Тулы, из артиллерийского училища, бежал на фронт, не выдержав казарменной муштры. Под Вязь­мою на вокзале забрал воинский патруль. Был без до­кументов. В контрразведке «СМЕРШ» посчитали, что я есть засланный агент Канариса. Били, пытали. Вскоре осознали, что избивают зря. Передали прокурору. Он разбираться не стал, выписал ордер на арест, отправил в тюрьму. На суд трибунала. Председатель, начальник Вяземского НКВД, посчитал, что я сбежал с фронта, а не бежал на фронт. Вынес смертный приговор. Пересе­лили в камеру смертников. На рассвете должны были расстрелять. Я попрощался со всеми: с матерью, Отече­ством, с паучком, который жил на тюремном окне, с лучами солнца.

—     И выжил? — пытливо посмотрел Жуков.

—     Не расстреляли.

—     Чудом спасся?

—     От молитвы матери. Она потом сказывала, что видела меня, как я сижу в тюрьме, жду смерти. И мо­лилась. Перед иконою святой Богоматери. Мою мать тоже зовут Мария.— Башкин помолчал.— Я не знаю, так ли? Но моих соседей по камере смертников рас­стреляли, а меня под конвоем опять доставили на суд военного трибунала. Там меня защитили заместитель прокурора города Вязьмы и секретарь партийной орга­низации областного Смоленского НКВД. Трибунал по­считал, что я приговорен к смерти ошибочно. Но что­бы сохранить честь мундира, смягчили приговор, на­правили в штрафную роту.

—     Значит, из штрафников?

—     Так точно, товарищ маршал! — бодро ответил Башкин, чувствуя облегчение после честной исповеди.

—     Где воевал?

—     Под Вязьмою и воевал. Танки Гудериана безжа­лостно разбили и смели наше храброе воинство. Те, кто остался, живые, отступали к Москве со слезами и болью.

Нас шло трое. За Юхновом настигли танки. Ре­шили принять последний бой. 

Не ложиться же покор­но под гусеницы! Не с девкою в постель. Как раз напа­ли на оставленный рубеж. Посмотрели, брошенные противотанковые ружья, совсем целехонькие, ещё в смазке, в окопах ворохи противотанковых гранат, бу­тылки с зажигательною смесью. Полный набор гостин­цев для фрица. И траншея глубокая, вырыта подковою. Дрались отчаянно, насмерть. Сутки танки сдерживали, не пустили в Малоярославец.

—     Постой, постой,— с необычайною заинтересо­ванностью произнес Жуков.— Когда это было?

Башкин подумал.

—     Точно не помню. В начале октября в сорок первом.

—     Ты вспомни, солдат. Вспомни! — настойчиво попросил маршал.— Назови день.

—     Седьмого или восьмого октября.

—    Черт возьми! Неужели это вы? Нет, не верю! — маршал в волнении потер грудь.— Я же там был в это время, все пытался пробраться в свою деревню Стрелковку. Находился в Красновидове в штабе Западного фронта. Помню, докладывают: за Юхновом идет бой, фашист приостановлен. Спрашиваю, кем? Кто при­крывает дорогу от Юхнова на Малоярославец? Какие силы? Войска Резервного фронта Буденного? В ответ — молчание. Полная неизвестность. Я приказал началь­нику штаба фронта все разузнать и доставить после боя ко мне командира, если останется живым. Свою бы Звезду Героя снял и ему вручил. Так он меня подвыручил. Сутки держал врага!

—   Но на побоище никого не нашли, только горящие танки. Неужели это были вы, сержант Башкин?

—   Не знаю, товарищ маршал,— скромно отозвался воин.— Возможно, мы, возможно, еще кто. Нас тысячи выходили из окружения.

—   Печально, если не вы. Так я желал встретить тех смельчаков,— не скрыл грусти Жуков.— Сколько, го­воришь, вас было?

—   Трое, товарищ маршал!

Тогда не вы. Троим разве сдержать танковую ди­визию? Она вынужденно свернула к реке Угре, пыта­лась обходом прорваться к Медыни, но ее еще задержа­ли на сутки парашютный десант майора Старчака и курсанты подольского военного училища Мамчика и Россикова. Но их было до батальона! А вас трое. Нет, не может быть!

—    На войне все может быть, товарищ маршал! — неожиданно произнес Башкин.— Я не о геройстве, о истине. В бою с танками важно выбрать стратегически выгодную позицию. И предложить ближний бой. В ближнем бою они слепы, беспомощны. Такую пози­цию мы и выбрали. Не мы, а до нас. Истребители тан­ков! Мы ее только освоили. Один солдат был укрыт в доте с противотанковым ружьем, принимал на себя удар. Танки свернуть никуда не смогли, слева болото, справа — густой, непроходимый лес. Им предстояло идти только прямиком, на нашего друга. Танки входи­ли в подкову, окруженную траншеями. И мы с Петь­кой, передвигаясь по глубокой траншее, с десяти мет­ров зажигали их гранатами, как свечи в церкви. Попав в окружение, они растерялись, не могли понять, откуда так метко их поражает огонь. Кружась на месте, они сбивали друг друга, разбивали гусеницы. Это было не­виданное зрелище! Мы бы продержались еще сутки, но солдат-богомолец Бахновский, который первым при­нял на себя танки, был убит, Петька контужен, лежал враскид у Гусеницы горевшей машины, я был похоро­нен танком в окопе, в своей могиле. Он наехал на окоп и вминал меня гусеницами, сколько мог, сколько оста­валось сил. Я перед этим подбил его из противотанко­вого ружья. Очнулся, кругом земля. С трудом, но ды­шать можно. Выбрался. Танки ушли. И мы, похоронив друга, с Петькою пошли к линии фронта. Так было, то­варищ маршал!

Жуков слушал с интересом, не перебивая; у кого еще поучиться, как не у солдата. Посидев в задумчиво­сти, подозвал к себе Казакевича:

—    Генерал, вы все слышали? Создайте комиссию, установите истину. Потом доложите мне.

—    Слушаюсь, товарищ маршал!

—   Отпустив его, Георгий Константинович остановил­ся перед солдатом. И опять глубоко-глубоко посмотрел в его глаза. Какую правду желал увидеть там? Скорб­ную? Радостную? Свою? Солдатскую? О чем думал? О величии жизни? О величии смерти? О таинстве солдат­ской судьбы? Взгляд ничего не открывал, таил сокро­венное. Но глаза смотрели тепло, ласково…

Жуков, выслушав исповедь воина, тоже жил в своей думе. С любопытством спросил:

—   Говоришь, в бою танк закопал в могилу?

—   Так точно, товарищ маршал!

—   И выжил?

—   Выжил, товарищ маршал!

—   Чудом? По молитве матери? 

Предстану перед Богом, спрошу! — осмелев, по­веселел Башкин, отвечая с озорством…

Маршал хорошо понимал солдата. Было с ним еди­нение душ, трагической судьбы. В одной правде, в од­ной боли.

И, значит, надо помочь, пока может. Он требова­тельно посмотрел на командующего фронтом:

—    Генерал, доставьте мне немедленно наградной лист на старшего сержанта Башкина.

Сказано было тихо, но солдат услышал. Сердце его вздрогнуло, застучало в тревоге и боли. Зачем доста­вить? Разорвать и выбросить? Не перестарался ли он, обнажая правду о смертном приговоре и гонении чеки­стов? Выстраданная исповедь хороша перед матерью или священником, но не перед маршалом. Зачем ему солдатские печали?

Прочитав принесенный наградной лист, Жуков по­ложил его на стол, старательно расправил углы. Спро­сил у солдата:

—    Домой бы хотел поехать?

Тут уж сердце у Башкина не вздрогнуло, а заплака­ло. Зарыдало! Какой солдат, воюющий всю жизнь на передовой, тысячекратно видевший смерть, не желал бы на десять суток поехать на родину, в свою деревню? Побродить по лесам и долам, постоять у реки, посмот­реть на крестьянское поле с колосьями ржи, полюбо­ваться любимой, дождавшись, когда она по утренней заре в летнем платьице в неизъяснимой красоте после­дует к колодцу, неся на полном белом девичьем плече коромысло с ведрами. Пообщаться с родными. Есть ли в мире еще благословеннее время…

    Мне уже предлагали отпуск,— отозвался Баш­кин.

—    Кто, любопытно?

—    Командир дивизии.

—    И что?

—    Я отказался. Не хочу домой.

Жуков в удивлении поднял брови. И поочередно посмотрел на каждого генерала, те, кого касался взгляд, вставали навытяжку, прищелкивали каблуками. Такое от солдата слышать не приходилось.

—    Объясни почему, смельчак?

—    Война кончается, товарищ маршал. Идем на Берлин! Надо Гитлера изловить. А я дома буду чаи го­нять.

—    Можно и не чаи. Можно девок,— улыбнулся маршал.

—    Благодарю почтеннейше. Но от поездки на ро­дину отказываюсь. Буду воевать.

Тут уж Георгий Константинович не выдержал, об­нял солдата, обнял крепко, от души. И трижды поце­ловал.

—    Пусть будет по-твоему, солдат! — великодушно согласился он.— Не смею прекословить. Но надо вы­слушать и приговор. За доблестное выполнение за­дания командующего фронтом по овладению и удер­жанию плацдарма на западном берегу реки Нарев вам будет присвоено звание Героя Советского Союза. Поз­дравляю, солдат!

Башкин ничего не ответил. Даже не мог вымолвить: «Служу Советскому Союзу!» Из сердца вырвались сле­зы, и он не скрывал их, не скрывал радости…


 Свешников О.П. Прощание славянки. Документально-эпический роман. - Тула: Издательский Дом "Пересвет", 2002 - 368 с.